Согласно сделанному распоряжению мы ожидали прибытия самого гетмана. Он приехал за час до полудня и, приказав подать лошадь, сейчас же отправился осматривать дорогу и узнать насчет переправы. Осмотрев последнюю, он приказал как можно поспешнее прокладывать дорогу, наводить мосты и затем ожидать его распоряжений. В этот день у меня были на обеде:
п. Влодек, п. Оржеховский2, Ланцкоронский3 и п. Рембовский4. После обеда, потребовав меня к себе, гетман приказал мне вечером с передовым отрядом немедленно выступить в поход и ожидать его на условленном месте. Затем он прислал мне со своим слугою для объявления войскам универсал следующего содержания:
«Я, Ян Замойский и пр., приказываю, чтобы завтра во время похода, от объявления пароля до самого прибытия к крепости, никто не смел ни стрелять из ружья, ни бить в литавры, ни трубить, ни кричать, ни звать кого-либо под опасением быть посаженным на кол. Завтра на походе от места ночлега до прибытия к крепости и под самою крепостью наблюдать тишину тоже под угрозою смертной казни, ибо необходимо, чтобы мы как можно тише подступили к крепости. На этом и на другом ночлеге не будет сигналов ни для вставания, ни для седлания, ни для посадки на лошадей: вместо этого для вставания я велю зажечь над своим шатром один факел, для седлания — два и, чтобы садиться на лошадей, если будет еще темно, три, а если будет светло, велю выставить красный флаг на древке. Об этом нужно сообщить всем па-холкам, с тем чтобы они знали сигналы. Возы должны двигаться не иначе как в установленном порядке и в случае приказа немедленно останавливаться так, как будет каждому назначено, причем друг другу уступать и не ссориться».
В этот день паролем было: «Господь наш защитник».
2 августа. Встав с рассветом, мы выступили в поход и, пройдя 4 мили, расположились у села Студяны; в тот же день у нас была большая работа: прокладывали дорогу, которая оказалась почти непроходимою. Однако, помогая друг другу, мы настолько ее поправили, что войска прошли благополучно.
В этот день гетман приказал быть наготове, двинуться, лишь только затрубят, вследствие чего всю ночь мы держали лошадей оседланными и сами не спали.
3 августа. Уже довольно поздно затрубили у гетмана, давая сигнал седлать лошадей; гетман собрал всех нас у себя и объявил,
чтобы после второго сигнала мы садились иа коней, причем позволил взять с собою только по одной телеге, а продовольствия на одну ночь, остальной же обоз должен подойти только завтра. Затем опубликованы артикулы**.
После объявления артикул гетман приказал нам подкрепиться пищею и снаряжаться в поход как можно поспешнее. Когда мы уже садились на лошадей, витебский казак Никита, подкравшись к крепости с той стороны Двины, захватил боярина, ехавшего из города в свою деревню6. Пленный приведен к гетману, который велел его пытать. С пытки пленный показал, что в крепости еще не знают о нашем приближении, хотя уверены, что мы придем, но не знают, что сегодня. После этого дан был сигнал садиться: гетман, оставив свою конницу, поручил мне роты, названные ниже, а также и почти всю свою пехоту, сам же с несколькими только пахолками пошел со своим полком. Шли мы в таком порядке: впереди Свержевский и Демко с казаками, потом 1200 человек пехоты, князь Рожинский7, рейтары Фаренсбаха8, потом гетман; за ним значительный отряд молодых дворян, которые имели только по одному служителю. Затем мой отряд с ротою Конецпольско-го9, в арьергарде рота ^ровецкого. Я сам ехал впереди с казаками, имея при себе три запасные лошади; при мне находились: сын холмского воеводы Ласота, Хельмицкий, Лукомский, Гарпиш и человек с пятнадцать конных стрелков и пахолков. Выехав в поле, мы нашли десятка полтора конных венгерцев и королевской пехоты человек 500. На этом месте гетман устроил совещание; слезли с лошадей, и у всех спрашивали, что делать: пустить ли конницу на схватку с неприятелем или сделать врасплох нападение на крепость, так как, по показаниям пленных, совсем нас не ожидают. Одни, вместе с венгерцами, советовали не давать знать о себе, а выжидать ночи, когда и сделать нападение на крепость с огнем и приметом; другие предлагали атаковать тотчас, пользуясь тем, что нашего присутствия и не подозревают; они говорили, что если ра-
зом с нескольких сторон сделать приступ, то русские, растерявшись, не будут знать, с которой стороны защищаться. Pro finali гетман решил так: во имя Божие послать одних с топорами на берег Двины за хворостом, которого нельзя иначе так скоро приготовить, а со стороны Двины крепость наиболее слаба; других отправить прямо к посаду, где мост и ворота, чтобы воспользоваться тем: когда народ побежит спасаться в крепость, тогда на его плечах можно будет ворваться в укрепление; между тем отправить несколько всадников под крепость вызывать неприятеля на схватку, а с четвертой стороны должно показаться войско, так что, когда осажденные обратятся на наездников, войско, и в особенности пехота, пойдет на приступ. После этого мы сели на лошадей, а гетман поехал отдавать приказание пехотным капитанам готовиться к приступу. Между тем русские, заметив нас, выстрелили из одного орудия и затем подожгли посад. Когда с нашей стороны увидали, что нельзя идти по назначенной прежде диспозиции, пехота с криком бросилась под крепость, а за нею и конница; пехота побежала по направлению к мосту, а из конницы одни бросились в горевший посад, а другие гарцевали, вызывая неприятеля из крепости. Так как мы все были заняты гарцеванием, гетман, опасаясь, чтобы русские не сделали вылазки, причем нашим, смешавшимся во время гарцев, трудно было бы дать подкрепление, приказал мне съехать с гарца, выстроить роты Конецпольс-кого и Уровецкого и быть наготове для резерва, что я и исполнил. В это время четверо пеших солдат притаились за палисадом вблизи самой крепости и стреляли в замок. Фаренсбах с рейтарами атаковал крепостной мост; тут одни русский выстрелил в лошадь его рейтара и, когда лошадь упала, хотел уже захватить его в плен, но тот, поспешно поднявшись с земли, застрелил русского из мушкета. Между тем из крепости шла частая и сильная пальба, но, благодаря Богу, никому не повредила. В это время бросились вперед пятеро из наших пехотинцев и залегли под самым деревянным палисадом. Около сумерек гетман приказал иам становиться иа разных местах, но все-таки так, чтобы образовать потом лагерь;
наш отряд находился под сильным огнем из крепости, ибо нам пришлось идти в голове колонны; впрочем, по милости Божией, никому не причинило вреда, кроме того только, что под товарищем из роты пана Ланцкоронского убило лошадь, а у пана Влод-ка прострелили в двух местах знамя. Венгерская конница и пан Уровецкий с ротою расположились над Двиною по другую сторону крепости, где сгорел посад. Теперь только мы стали на неприятельской земле, так как от Велижа до границы королевства всего три московских версты, что составляет несколько более нашей полмили. От ночлега мы отошли на две мили; ночью наши стали насыпать батареи, хотя с этой стороны замок сильно укреплен. Пароль был: «Господь Бог с нами».
4 августа. В полдень этого числа начали ставить лагерь, чем занимался Рембовский; когда это было сделано, гетман приказал бить в литавры для сбора ротмистров. Он сделал им наставление, какие принимать меры предосторожности; велел, чтобы они держали на коновязи всех лошадей, как верховых, так и обозных, на половину оседланными, так как, по показанию пленных, должны прибыть 20000 русских на подмогу крепости. Запрещено ездить на фуражировку. В этот день гетман послал к осажденным письмо, чтобы сдавались добровольно, обещая покровительство тем, которые пожелают остаться под властью короля, а которые захотят уйти, тех отпустить на свободу. Письмо отвозил к осажденным Шляхта, витебский казак; на требование ответа они сказали, что письмо гетмана должны сперва послать к великому князю, а затем как князь прикажет, так они и сделают. В этот день черный отряд венгерцев1* начать копать шанцы. Пароль был: «Господь Бог с нами — наша сила».
11 Об этом отряде Гейденштейн говорит следующее: «Войска, набранные Замойским в Венгрии, составляли особый отряд, вверенный Фоме Дрогоевс-кому, близкому родственнику гетмана; все эти войска имели убранство, одежду и оружие, отличные от других, ибо все было темного траурного цвета в знак двойной печали их полководца, который лишился жены своей Христины Рад-эивиловой и единственной от нее своей дочери. Гейденштейна — Записки О Московской войне; русский перевод, стр. 109.
5 августа. Гетман ездил осматривать, как легче добыть крепость и где поставить батареи: его сопровождало много знающих свое дело людей. В этот день прибыла тысяча королевской пехоты, принявшая участие в устройстве шанцев, а под вечер вытащили на берег орудия, которые были привезены Двиною на стругах; гайдуки втащили их на себе в окопы. В этот же день 500 казаков окопались за Двиною; им дали одну тележку змеевиков (кулев-рин10), а другую с мушкетами11, и они открыли стрельбу по крепости. В этот день гетман послал Бурне, венгерскому гетману, 400 талеров выдать тому венгерцу, который подожжет стены крепости, и польским пешим ротмистрам объявил, что тому из пехотинцев, который зажжет крепость, он обещает выпросить у короля двенадцать сох земли. Паролем было: «Господь Бог — наше счастье».
В дополнение к этой статье, советую прочитать: