25 августа. Около полуночи мы выступили и остановились в поле среди кустарников, отойдя с места ночлега на две с поло­виною мили. В этот же день мы заняли место невдалеке от литов­ского лагеря по правую руку. Король также остановился за ними на расстоянии мили. Сегодня получено известие, что московские послы едут к королю; приказано ехать им навстречу и провести их так, чтобы показать им все войска, следовавшие за королем вме­сте с артиллерией, а именно: отряды Сенявского, каштеляиа ка-менецкого, польного гетмана и пана Фирлея, каштеляна люблин­ского. В этот же самый день русские сами сожгли дотла весь по­сад у Великих Лук, оставив только крепость. Этот пожар мы хо­рошо видели, потому что находились от Великих Лук всего в двух милях. В этот же день король в сопровождении только 2Q чело­век ездил на рекогносцировку крепости и был так близко от нееу что в пего могли бы попасть из короткого ружья, но выстрелов не было. В это время один пахолок из роты пана Минского, поляк небольшого роста, вскочив на лошадь, так сильно пустил копьем в мостовые ворота крепости, что железо осталось в дереве. Ко>-роль не похвалил era за его, говоря, что подъезжать к крепости, когда никто из нее не показывается, не есть дело настоящего вои­на, а отчаянного смельчака, что тот для него настоящий солдат, который идет на врага один на один и под выстрелами возьмет его в плен; вот тут-то и можно узнать мужество, потому что человек подвергается двойной опасности — огню из крепости и борьбе с
тем, кого он захочет захватить. Пароль был: «Буди, Господи, милостив»,
26 августа. В этот день мы сделали роздых в ожидании обо­за и для того, чтобы дать время стянуться войскам; гетману же король велел отправляться к крепости, объехать ее и осмотреть, откуда всего удобнее вести осаду, так как сам король ие мог быть там. Гетман за два часа до рассвета послал ко мне, чтобы я приго­товился ехать с ним, потом сам явился за мною; с ним я и отпра­вился, взяв с собою Хелмицкого с Лукомским и стрелков. Когда уже стало рассветать, гетман выехал с этими людьми в таком по­рядке: впереди следовал Сверчевский с 20 конными казаками, за ним Дымко с 50 казаками, Фаренсбек с 30, Розражевский с 30 рейтарами, Вайер19, Костка, имея при себе по нескольку слуг; из роты Уровецкого всего 40 всадников, за ними стрелки. Сам гет­ман ехал за мной, подчаший Зебржидовский20 с сотней всадников шел за гетманом в резерве, на случай если бы дошло до схватки. Гайдуки шли по правой стороне гетмана, а после казаки и Бирута с 30 людьми — по левой. В таком порядке мы шли целых 2 мили, пока не увидели крепости: тогда гетман послал Уровецкого, Роз-ражевского и Байера поискать где-нибудь брода через реку Ло-вать, чтобы переехать на ту сторону и оттуда осмотреть укрепле­ние, и дал им с собою 20 всадников. Те отправились, а гетман следовал за ними медленно; с ними впереди ехал Лукомский. Они никак не могли найти брода и искали его так долго, что гетману надоело ждать, пока его уведомят, и он пошел за ними нотой дороге, по которой они вели лошадей, но попал в такие болота, .что трудно рассказать,«, промокший, должен был вернуться по дру­гой, торопецкой дороге; будучи уже недалеко от крепости, он вс­тавил нас за горой, которая служила прикрытием от крепостных выстрелов, а сам поехал осматривать крепость. Между тем по­сланные вперед нашли брод и перебрались через реку; заметив их, русские выехали навстречу на 300 лошадях, довольно хорошо вооруженные; увидев это, наши переправились обратно и через Лукомского известили гетмана, что брод найден. Когда Лукомс-
кий с этою вестью ехал к гетману, то, желая быть впереди других, попал в болото с выступившей водой; полагая, что это брод, он пустился смело вперед, но лошадь под ним вследствие глубины пошла вплавь; видя, что уже поздно поворачивать, он опустил поводья и, плывя таким образом, попал на троих из роты Дымки, которые стояли на карауле у этого болота; заметив его и полагая, что это русский, они схватились за луки, а он, приняв их за татар, хотел выстрелить из мушкета; те, прицелившись в него, начали кричать, спрашивая, кто он? Дав ответ и узнав своих, Лукомский выехал благополучно, хотя и натерпелся немало страху. После этого он явился к гетману и доложил ему насчет брода; тогда гет­ман тотчас двинулся в путь и, придя к реке, поставил нас под зан щиту горы, а сам поехал к крепости осматривать ее с другой сто­роны. Заметив его, русские спустились с крепости и стали под­крадываться к нему; это увидел Фаренсбах со своими рейтарами и кинулся на русских, но те, лишь только рейтары начали стре­лять, отступили к замку, потеряв одного убитым. Между тем гет­ман переправился через реку вброд, поставив роты в некотором отдалении от места схватки; охотникам он позволил подъехать к замку на гарце, а сам, пока мы гарцевали, с некоторыми подъехал близко к замку, высматривая место для копания шанцев. Вые* хать к нам на стычку никто не осмеливался, только часто стреляли по нам, больше всего из пищалей. Передо мной самим во время гарца на локоть от меня слуге Дымке прострелили бедро, и в меня чуть не угодила пуля. У товарища пана подчашего ЗббржидбвО-кого ядром убило лошадь. Затем, иагарцевавшись, переправились через реку с другой стороны крепости и, объехав ее почти вокруг, направились обратно к своему лагерю. В этот день Борнемисса, любимец короля, венгерский гетман, с несколькими десятками конных венгров подъехал к замку и, отделившись как-то от сво­их, наехал на русских; заметив их, он поскакал назад, а те за ним; вдруг его лошадь начала приставать; он успел соскочить с лошади и побежал, но неприятель был уже так близко, что сорвал с него меховую накидку; к счастью, подоспели другие венгры, которые и
дали ему лошадь; русским так и не удалось его настичь. Пароль был: «Господь Бог покарает».
21 августа. За два часа до рассвета я выступил со своим отрядом и шел к замку по линии первой стражи, а приблизившись к полю, откуда видна была крепость, остановился и расставил лю­дей так, чтобы они в боевом порядке подходили к крепости. Выс­троив казаков в два ряда, я пустил их вперед; всех черных гайду­ков, которых было 3 хоругви, соединил в одну колонну, причем знаменщики шли вместе с ними; в другую колонну построил голу­бых гайдуков, которых было два знамени, вместе со знаменщика­ми; третью колонну составил я из гусар в пять рядов с двумя распущенными знаменами. В таком порядке направились мы к крепости, трубя и с барабанным боем; казаки впереди, мы за ними, пехота составляла правое крыло, а мы левое; так мы шли до само­го замка и остановились на горе, чтобы нас могли видеть из зам­ка. Затем, когда стал подходить литовский обоз, мы оставили гору и дошли до того места, где должен был расположиться наш ла­герь. Стояли мы на горе, ожидая, пока подойдет остальное войс­ко; в нас стреляли из крепости, но ядра не долетали. Перед самым полуднем пришло литовское войско, и когда оно заняло поле, то литовские гетманы разместили его тремя большими колоннами с несколькими вспомогательными отрядами, по сторонам поставив пехоту отдельно; в таком порядке ожидали прибытия короля. К вечеру король с войсками подошел к крепости с другой стороны и велел выстроить конницу полумесяцем: левым крылом командо­вал Ям Зборовский, правым воевода Брацлавский; за этим отря­дом помещены были еще три больших резерва, а венгерская пе­хота шла в боевом Порядке в одной колонне. Таким образом, пе­хота шла по левую руку от крепости, конница по правую, а между пехотой и конницей ехал сам король; с ним несколько сот человек, все богато вооруженные, имея за собой по одному пажу; короля окружали спешившиеся кавалеристы с секирами; за королем шли три красиво одетые пажа; один нес копье со шляпою, украшенною перьями, другой только копье, а третий булаву; за ними вели
12 заводных лошадей, почти по-королевски убранных; король, оче­видно, ехал открыто, чтобы показаться русским. Затем с третьей стороны подошел и канцлер со своим корпусом и выстроил его в несколько полков, а пехоту поставил в один отряд, растянутый ив большое расстояние по 30 человек в ряд. Пехота пошла по левой стороне, а конница по правой; а когда пришлось спуститься с горы, то, чтобы войско казалось многочисленнее и больше, отряд шел за Отрядом. Потом все войска остановились в виду крепости, а король делал им смотр; после этого войска пошли к своему лаге­рю с барабанным боем и музыкою. Было на что посмотреть, ибо каждая часть войска была выстроена по-своему и казалась очень красивой, так что русские могли хорошо все видеть. Королевский отряд расположился поодаль от крепости и стал не лагерем, а пол­ками. Литва остановилась при короле. Все-таки лагерь казался громадным вследствие большого количества палаток, так что, стоя на горе, едва можно было все окинуть взором. Канцлер с войс­ком стал лагерем по правую сторону короля, сейчас за речкою. В этот день мы ушли с места ночлега на 2 мили. Пароль был: «Гос­подь Бог милостивый».
28 августа. В этот день мы никуда не трогались со своего места, траншей не копали, пехота не подходила к замку, а все это оттого, что мы ожидали московского посла. В этот день я полу­чил письмо от тещи. Пароль был: «Господь Бог милосерд».
29 августа. В два часа ударили в литавры для сбора ротмис­тров у гетмана. Им было объявлено, что после обеда мы вместе с Тяжестями двинемся на ту сторону, с которой хотят вести осадные работы; приказано также, чтобы часть ротмистров ехала к коро­лю для пополнения его свиты, когда будут принимать московских послов, а часть пусть останется в лагере на случай тревоги. Было еще приказано ротмистрам разделиться между собой на полки, чтобы полками посылать на фуражировку, на случай если придет­ся при этом вступить в бой. В тот же день литовцы привели к королю 10 русских пленных боярских детей и донесли, что их раз-