Пан Лещинский хлопочет, чтобы его отцу, пану Любельско-му, дали воеводства Сандомирское и Мальборкское, с тем чтобы отец уступил ему староство Сендомирское. Действует через пана кухмистра, которому дает 1000 злотых, а канцлеру — 2000 зло-Tbix. Сдается мне, что из этого ничего не выйдет. Смешные меч­тания! и пр.
25 октября
Русские сегодня тоже сделали неудачную вылазку: должнр быть, им большая надобность в языке.
26 октября
Посол турецкий получил ответ и через несколько дней поедет обратно. Удивляется, что мы воюем в такой холод; говорит, что султан ничем не мог бы удержать своего войска в такой мороз.
Перед вечером русские сделали вылазку: несколько сотен их
конницы и пехоты атаковали аванпосты Ландскоронского и Мнишка. Случайно в эту схватку попал воевода Брацлавский. Наши уже хотели отступать, но он, вставши между ними, восста­новил порядок и ободрил русского воеводу, который выехал в ат­ласе и бархате, ранил легко копьем; наши столпились около вое­воды, стараясь взять его живым в плен: русские, заметив это, окружили наших в громадном числе. Наши, видя, что трудно было уйти вместе с пленным, изрубили его саблями. В это время рус­ские схватили Зейдлица, товарища Мнишка и хотели с ним уйти к воротам; наши бросились его спасать, но русские, видя, что удер­жать его не в силах, тоже изрубили. Все говорят, что это была самая сильная схватка и что никогда такой вылазки они до сих пор не делали. Из русских несколько легло на месте и немало ране­ных. С нашей стороны убиты Зейдлиц и слуга воеводы Брацлав-ского и сколько-то раненых. Сам Брацлавский принес в лагерь две стрелы, которыми пригвоздили его чемарку к седельной луке. Не будь его, наши непременно понесли бы поражение. Все при­знают, что он прекрасный солдат и пр.
Казак Железо, литвин, который с своим отрядом располо­жился в 20 милях от Пскова и в 8 от Новгорода, привел королю несколько пленных, которые были отправлены из Пскова к вели­кому князю. Они из города были спущены на веревке и, миновав нашу стражу, прошли более 20 миль. Из писем, отобранных у них, не видно ничего утешительного, потому что извещают, что имеют всего вдоволь. Не всегда, знать, пишут правду своему кня­зю.
Много гибнет наших фуражиров, так что в течение одной ие-дели в разных местах погибло их несколько сотен, а вчера у пана Костельского, в 14 милях от лагеря, захвачены 10 служителей, 19 коней и коморный Шапоровский, который для русских будет хорошей находкой.
Сегодня русские втащили орудия на новую деревянную баш­ню, которую выстроили против разбитой венгерцами каменной.
27 октября
Река Великая почти совсем стала; городская стена, под кото­рою она течет, очень слаба; на ней нет ни башен, ни фланговых бойниц. Два наших орудия переправлены на ту сторону реки, и сегодня из них начали бить в стены, которые быстро стали осы­паться. Относительно нового штурма ничего еще неизвестно. Гет­ман с Гнезненским как-то не в ладах; тот говорит: «Ты сердишься на меня без причины»; а наш: «Ты со мной не откровенен, как до меня доходят слухи; я бы хотел жить с тобою по-старопольски. Черт нам дал это гетманство!» Мне кажется, для предосторож­ности Вам об этом нужно знать. Пришло известие, что купцы вместе с повозками некоторых литовских панов, нагруженными серебром и дорогим оружием, захвачены русскими, собравшими­ся из разных крепостей: в их руки попала большая добыча, кото­рую нужно ценить в несколько тысяч.
В лесах около Опочки хватают наших курьеров, и проезд в тех местах очень опасен.
Сейчас выступили русские, но были оттеснены в город; вид­но, нуждаются в языке.
Дивятся, для чего пришли сюда люди пана Трокского.
В окопах менее, чем когда-либо, причинено вреда нашим людям.
28 октября
О Боже, вот страшный холод! Какой-то жестокий мороз с ветром: мне в Польше никогда не случалось переносить такого.
Литва ни за что не хочет идти на караулы. Король посылал просить, но безуспешно. «До завтрашнего дня, — отвечают, — пока условимся, что делать». Каждый, к кому обращались, отзы­вался, говоря: «Я уже столько-то поставил лошадей». Пахолков бьют палками, сажают на цепь, но те оправдываются тем, что не имеют шуб. Куда подевались все скорняки? Если бы сюда вместо соболей привезли простые тулупы, и то остались бы в больших барышах. Гетман доложил королю, что не знает, как на них дей-
ствовать: «Они настолько баре, что никак не могу заставить их нести караульную службу». Король пожал плечами: «Можно бы,
— говорить, — позволить им разводить на караулах огни и проез­жать иногда под стенами для разведок».
Не знаю) что будет далее с нами; говорят люди, что это не мо­розы, а заморозки. Если придется нам дожить здесь до настоящих морозов, то нужно полагать, мы воротимся домой без носов.
Король послал под Печоры Фаренсбека с его немецкой кон­ницей и Гутлера; при нем два польских ротмистра Деницкий и Леницкий, которым дано поручение прогнать русские отряды, чтобы не вредили нашим фуражирам; самый монастырь велено осмотреть и если представится возможность его взять, то немед­ленно обложить, а за пехотою и орудиями прислать к королю.
Из двух орудий, которые поставлены на той стороне реки, наши бьют в стены и пробили немалую брешь, но что же из это­го? За этою стеною находится другая, деревянная, толщиною в сажень и набитая землею: русские хорошо укрепляются!
Венгерцы кирками, лопатами и чем попало разбивают фунда­мент стен и уже так вкопались в стену, что их ие видно; русские не могут отогнать этих молодцов ни стрельбою, ни кипятком, которыи льют сверху.
Пишем уже сеймовые листы: Средский сеймик и все велико-польские сеймики назначены на один день 29 декабря, Кольский
— 12 января, вальный в Варшаве — 9 марта. Король желает, что­бы из-за сейма Вы не отрывали его от дел, а, собравшись в Коле и Корчине, сами, порешили бы, как быть; если же этого нельзя, то он созовет вальный сейм. ДО который и приедет.
29 октября
Сегодня в 4 часу ночи мы были в большом страхе. В роте пана Ланцкоруньского случился пожар: сгорели будки и конюш­ни; восемь товарищей понесли большие убытки, а некоторые не успели вынести даже оружия. Богу было угодно, чтобы образо­вался прорыв в лагерных рядах; ветер был сильный, так что едва погасили горевшие будки и конюшни с соломою.
Целую ночь ожидали вылазки. Но после нашего пожара у них в городе тоже начался пожар, который наделал и нам боль­шой тревоги, но продолжался недолго. Наши люди, предполагая измену, выскочили на крыльца с каганцами. Со стен открыли стрельбу огненными ядрами. Так как ночь была темная, то пско­витяне, дабы видеть, что делается под стенами, сбрасывали со стен горящие бочки, наполненные смолой, порохом и паклей, а на зуб­цах стен ставили огни.
От этой стрельбы погибло наших в новых шанцах: пеших око­ло 30 человек, несколько ранено; в числе убитых — двое ротмис­тров, Влох и Любовецкий, и товарищ из роты Пенкославского — Рацкий.
Однако наши сделали в стене немалую пробоину, а венгерцы, вкопавшись в стену, сидят там и прорываются дальше. Русские уже не знают, чем их выжить: кидают на Них со стен огонь, каме­нья, льют смолу; но они, заложившись досками, подрыли боль­шую часть стены.
В лагере заговорили о новом штурме: хотят с разных сторон показаться с лестницами, дабы тем заставить защитников Пскова разбросаться по городу и тем отвлечь внимание их от того проло­ма, через который наши намерены штурмовать.
С островов, расположенных на озере, все русские по льду ушли в город Гдов, почему наши, придя туда, не нашли никого. Но вся­кого продовольствия, спрятанного «В ямах, оказалось там много; кроме того, много сетей, так как там’живут все рыбаки. Местечко это небольшое, с двумя церквами. Все припасы русские намере­вались переправить в Гдов на лодках, которых до 200 штук, за­мерзших во льду, осталось в местечке.
30 октября
Вчера Фаренсбек с немцами, у Печор, напал на русских и до­носит, что их около 80 ч. осталось на поле. Привел сегодня не­сколько пленных, которые сообщают, что в Печорах находится немало наших. Сапоровского отправили к князю.
У Редера, силезца, незадолго пред этим захватили воз с иму­ществом и несколько коней, которых он препровождал в Ригу. В этом возу было все его имущество и между прочим несколько золотых цепей, в том числе и та, которую дал ему король. Плен­ные говорят, что все это запечатано для отсылки к князю. В Пе-чорах находятся 200 стрельцов и немало черни. Монастырь об­несен стенами, как замок. Король посылает Фаренсбеку три ору­дия для осады Печор.
Русские открыли по шанцам необычайную стрельбу, а также и по страже, которой, благодаря Бога, нанесли мало вреда, в чис­ле убитых находится также пехотный ротмистр Павел.
После жестоких морозов нынешний день выдался очень теп­лый: снег стаял и кропит дождь. Наши разбивают стены, а вен­герцы подкапываются и придумывают разные штуки против рус­ских, наприм.: когда русские высовываются из-за стен, чтобы лить воду, бросать каменья или ручные гранаты, венгерцы в это время закидывают на стены острые железные крючья на длинных ве­ревках и, зацепивши кого-нибудь за платье или за руку, сбрасы­вают со стены143.
Носят в шанцы лучину и лестницы: должно быть, будем жечь город. Дай Бог нам войти в него!
31 октября
Сегодня была баталия. Наши стреляли в стену; но русские отплатили в десять раз. Много наших в окопах погибло от их выстрелов. Вчера и сегодня убили, между прочим, четырех пуш­карей. Не понимаю, откуда у них такое изобилие ядер и пороху? Когда наши выстрелят раз, они в ответ выстрелят десять, и редко без вреда. Над стенами построили срубы и высокие башни, с ко­торых бьют на все стороны, где бы только что ни показалось, и на нас кричат со стен: «Отчего вы не стреляете? Если бы вы и два года осаждали Псков, то и тогда вам не видать его! Зачем сюда
приехали, когда пороху не имеете?» Грустно, что нет средств для этой осады! Надо было иначе приготовиться.
Бежал к нам недавно знатный русский. Говорит, что он был придворным великого князя; ходил по нашему лагерю; бывал ча­сто, без стеснений, у гетмана, который его очень полюбил.