Октябрь

изошел следующий неприятный случай. В роту Оглецкого на ба­тарею корчмарь доставил бочку меду, кругом которой собралось много солдат; в это время из крепости ударили ядром как раз в бочку и в людей, столпившихся около нее; пять человек положи­ло на месте; троим оторвало руки и ноги. Двоих из них мы сами должны были добить, так как они не могли остаться в живых: их разнесло по частям во все стороны так, что перед Гостомским и Пенкославским, сидевшим невдалеке, упала часть оторванной го­ловы. Весь этот день вышел как-то неудачно. Пивка повесили (несмотря на то что много народу и панов просили обезглавить его). С Голковским опять скандал: после происшествия в Ворони-че он сделал новое преступление — пустил кубком в лоб пану край-чему Мнишеку и ранил его. Пришел он непрошеный к крайчему на обед и подпил порядочно: хозяин тоже был навеселе, только немного. В числе гостей был конюший Моциовский, который сел с Голковским играть в карты. Место конюшего заступил пан край­ний и выиграл все деньги, какие были у Голковского, так что пос­леднему пришлось играть на какие-то кольца; взяв их, Мнишек объявил, что согласен продолжать игру только на чистые деньги. Голковскому это показалось обидно: он начал сердиться, говоря: «Когда вам везет, вы хотите, чтобы верили, а нам верить не хоти­те». Крайчий просил его успокоиться: «Милый Голковский! что с тобою? ты никогда не бывал таким. Если дело только в том, что я выиграл, попроси, я тебе отдам». Голковский напомнил ему о ка­кой-то шкатулке. «Правда, — сказал на это паи крайчий, — ты раз выручил меня деньгами, но свел с таким человеком, которому я порядочно поплатился».
Пан конюший стал уговаривать их не сердиться; при этом были: Казимирский — поручик, Ивилецкий — товарищ из роты Бона-рова; Голковский выходил из себя и, скрежеща зубами, произнес: «Ведь это подло!» Крайчий тогда с сердцем заметил: «Послу­шай, Голковский, знаю я, что такое подлость, не позволю себя никому учить: если б ты сказал мне это не в лагере и не в это время, я надрал бы тебе чуб!» Тогда Голковский (так рассказывал
пан конюший самому гетману), пробормотав что-то в роде того, что «не подставлять же мне горла», вскочил; крайчий — тоже; конюший бросился между ними, схватил их за руки, но Голковс-кий, у которого правая рука оставалась свободной, успел взять со стола два хрустальных кубка, большой и меньший, и пустил ими в крайчего так, что тот упал на землю, крича: «Ты погубил меня, злодей!» Слуги крайчего бросились на Голковского с палками и саблями; но конюший защитил его, и крайчий унимал слуг, прика­зав им только окружить ставку и не выпускать Голковского; сам же с окровавленным лицом побежал к гетману. У гетманской квар­тиры встретили его Пржиемский с Нисчицким; узнав, в чем дело, они уговаривали Мнишка не ходить к гетману. Тот отвечал: «Я согласен, только пусть за него поручатся». Кто-то сказал: «А вот п. Жолкевский ручается». Но Жолкевский отказался, говоря: «не вмешивайте меня в это дело, сам он не просил меня об этом». Таким образом, за неимением поручителя, не могли остановить п. крайчего, и тот, окровавленный, лично принес жалобу гетману. Между тем сбежалось много жолнеров и дворян. Гетман прика­зал судье Беху послать за Голковским профоса с несколькими де­сятками гайдуков, взять его силой, если вздумает сопротивлять­ся, и заковать его. Голковский между тем, по уходе п. крайчего, заперся в комнате с двумя служителями и, сняв со стены ручницу, принадлежавшую крайчему, грозил защищаться. Но когда в при­сутствии множества дворян Профос отворил двери и предложил Голковскому явиться на суд гетмана, тот добровольно вышел и Отдался профосу. Придворные толпой обступили Голковского, не допуская к нему профоса и гайдуков, и сами повели его к ставке гетмана; последний не хотел принять их и через Беха велел пере­дать Голковскому; «Так как вы не трезвы, да и пана крайчего нет теперь налицо, то гетман до завтра откладывает разбирательство вашего дела, а теперь отправляйтесь в большой шатер н оттуда не выходите». Голковский так и сделал. Потом Жолкевский просил, чтобы позволили Голковскому перейти в его шатер, на что гетман согласился, распорядившись поставить несколько гайдуков для
караула. Вот что было с Голковским. Все жалеют его. Большая с его стороны неосторожность, что, не выпутавшись из одного дела, начал другое. Гетман говорит, что сперва не намерен был с него взыскивать и думал протянуть его дело до окончания похода, чтобы в случае подобного же проступка другой кто не указал на него; а по распущении войска хотел и его простить, сказав: ступай и боль­ше не греши и пр. «Теперь же, — продолжал гетман, — я вижу, что он сам себя хочет погубить; не слыхано еще, чтобы при самой распущенной дисциплине в армии кто-либо два раза сряду сделав­ший проступок остался безнаказанным». Посмотрим, что будет дальше. П. крайчий получил порядочные раны: одна на носу, дру­гая на щеке и еще, кажется, на лбу; за кровью не видно хорошо. Одни находят, что Голковский подлежит казни; другие говорят: «Это не так; повздорили они за игрой: значит, у них вышел про­стой спор; притом же рана нанесена не оружием, а блюдом, а в артикулах, где идет дело о ранах, сказано только об оружии; стек­лянная же вещь — не оружие». По словам некоторых, крайчий первый бросил в Голковского, отчего остались знаки на лбу, и сам Голковский, когда шел, кричал, что Мнишек первый его ранил. У него также другая рана в боку; но ту он получил, вероятно, в су­матохе, когда на него бросились слуги крайчего. Как видно, весь двор за Голковского, и свои за него и пр.
12 октября
Ударили в барабан у гетмана для сбора ротмистров. Гетман объявил, что об их недавних просьбах доложил королю. Что ка­сается денег, то король намерен выдать их, когда казначей На-кельский и подскарбий представят сведения о состоянии кассы. Относительно повышений и вакансий он тоже просил короля, и тот обещал, что никому иному, кроме их (а тем, что дома сидят?), никаких вакансий давать не будет: в этом могут быть уверены. Все недоразумения и ссоры, происходящие между ними и венгра­ми, поручил король разбирать пану Баторию, своему племяннику,
так что все, имеющие какую-либо надобность, должны обращать­ся к нему. Пусть не допускают мысли, что король, находясь здесь, имеет желание видеть потери и утраты в своем войске: это было бы глупо! В непродолжительном времени Е. В. Король постара­ется удовлетворить всех.
П. Накельский с подскарбием представили справку о денеж­ных делах; они доложили, что за деньгами уже послано и что они надеются получить их не только с налогов, но и постараются дос­тать другими средствами. Между тем для обмундирования необ­ходимо брать у купцов теплую одежду под казенным поручитель­ством. Также больным и раненым король приказал выдать посо­бие. Насытившись речами гетмана и подскарбия, все разошлись недовольные и пр. Сегодня в совете маршал литовский говорил очень свободно, что королю, надо полагать, было не очень прият­но. Маршал порицал опрометчивость настоящей войны, прося, чтобы король не оскорблялся этим протестом; он говорил, что для взятия Пскова следовало бы прежде всего приготовиться достаточным образом, а именно: нужно было бы иметь более вой­ска, орудий, пороху и т. д. Я слышал об этом от Радомского.
Гетман просил ротмистров, чтобы каждый, имеющий лошадь, привез на назначенное место мешок земли, для того чтобы на это возвышение поставить орудия и, стреляя через стену, удобнее поражать гарнйзбн.
Сегодня выпал снег.
Наши товарищи понастроили себе домов, только ратуши нет, но рынок и улицы уже устроены — так что, без малого, образо­вался чуть не другой Псков! — одно, что не с таким достатком. Сегодня русские под Изборском побили 30 отборных хлопов, гайдуков Ухровецкого, которые искали для него продовольствия в деревне.
Пан маршалок Зборовский проводил гетмана под руку от ко­ролевского шатра до самого дому; это редкость; не потому ли, что
вчера вспоминали о жолнерских вакансиях и пр. Кастелян Гнез-ненский тоже как будто в ладах с ним.
Пан Радзивилл со Стадницким целый день были у п. виленс-кого, но разошлись без всякого результата. Завтра назначено раз­бирательство дела Голковского с Мнишеком.
13 октября
Созван у гетмана суд из ротмистров; в нем участвовали так­же: подскарбий, обозный, пан Бузенский, прибывший с челоби­тьем от придворных, чтобы гетман строго не судил проступок Гол­ковского, но показал милосердие; пусть он не так строго посмот­рит на это дело и назначит другое какое-либо наказание. Ответ был такой, что дело Голковского разберут вместе с ротмистрами и как они постановят, так и будет. Затем пан Радомский, Бонар, Нишицкий выступили со стороны Мнишка. Нишицкий просил извинить Мнишка, что тот сам не прибыл к назначенному сроку вследствие нездоровья; что он, по совету врачей, не может выхо­дить на воздух; что они от его имени уполномочены давать пока­зания; если же всего этого недостаточно, то Мнишек велит себя принести в заседание. Гетман заметил, что было бы гораздо луч­ше, если бы Мнишек сам присутствовал, потому что тут, на суде, ни для кого нет никаких исключений и не требуется никаких юри­дических тонкостей. Затем гетман открыл заседание; со стороны двора приняли участие: пан подчаший Остророг, п. подскарбий, п. обозный. Гетман говорил: «Дело ясно само по себе, ибо на днях п. Мнишек был у меня лично, окровавленный, а Голковский сознал­ся в нанесении ему раны; значит, остается только, чтобы бывшие при этом свидетели дали показания, кто был зачинщиком ссоры и, так как обе стороны ссылаются на свидетельства пана конюше­го и пана Казимирского, то нужно послать за ними»; затем он позвал меня: «Иди скорей, проси п. конюшего явиться в заседа­ние, так как обе стороны выставляют его свидетелем». Послано также и за Голковским. Я нашел конюшего в королевском шатре

*******
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

В дополнение к этой статье, советую прочитать:
  • Март
  • Следы веков минувших в городе Опочка
  • Рассказ о приступе 8 сентября из книги Гейденштейна