Октябрь

Кастелян Гнезненский жаловался на своих товарищей, гово­ря, что сегодня, когда он приказал им ехать на аванпосты, они объявили, что не могут нести службу не из непослушания, а вслед­ствие нужды и недостатка; они показывали ему свои возы и наме­ты, причем оказалось, что не только у пахолков, но даже и у това­рищей нет ни шуб, ни теплой одежды.
Гетман коронный просил короля не сомневаться в своих жол­нерах, так как ничто их не принуждало к службе, кроме желания быть полезными королю и Речи Посполитой. «О тех же, кото­рые бунтуют, я не слышал и был бы рад, если бы Ваша Корол. Милость удостоили назвать их мне, наименьшему своему слуге и коронному чиновнику. Если же то и делают один или два, то не из желания идти против Его Королев. Милости, но по глупости: они не имеют никакого влияния на других верных слуг Его Ко­рол. Милости. Что касается прочих, то я хорошо знаю, с каким желанием они сюда приехали: они бросили все свое хозяйство, свои маятности и приехали служить Е. К. Милости и служат так, как следует честным людям. Если же жалуются на свои не­достатки, которые и мне небезызвестны, то нужда их заставля­ет и В. К. Милость повинен облегчать им недостатки и помочь им в нужде. Не для того говорю это, чтобы не знал, будучи
советником Вашей К. Милости, как Вы часто это обдумываете и как рады были бы помочь, если бы были в состоянии: я гово­рю потому, что мой сан заставляет говорить, так как я глава и начальник своих подчиненных и должен об их нуждах доклады­вать Вашей К. Милости».
Пан Гнезненский просил короля позволить ему посоветовать­ся с ротмистрами, какой ответ дать на то, что он соизволил ска­зать.
Гетман коронный: «Так как я по воле Бога и по приказанию короля назначен гетманом, то и считаю своею обязанностью на­блюдать, чтобы все делалось для славы Вашей К. Милости и Речи Посполитой и стараться об этом во все время, пока это звание будет при мне.
Между тем его милость пан Гнезненский, мой давний при­ятель, хочет совещаться с ротмистрами особо, тогда как это пря­мая обязанность гетмана, да и в артикулах постановлено, чтобы товарищи о нуждах своих обращались к ротмистрам, ротмистры — к гетману, гетман — к королю.
Ведь я не домогался этой должности: напротив, когда Ваше Величество изволили велеть мне принять ее, я отказывался, не потому, чтобы это звание было для меня слишком высоко, и ие потому, чтобы оно не могло служить украшением моей фамилии; но, собственно, оттого, что я сознаю свои слабости и недостатки. Тотчас по приезде сюда пана Гнезненского я высказал ему, когда мы вместе объезжали окопы, что с нетерпением поджидал его приезда, надеясь, что он избавит меня от этих трудов; я признаю, что он в военном деле гораздо опытнее меня, имея за собою более продолжительную военную практику; я хотя и происхожу из та­кого дома, который дал стольких мужей, знаменитых рыцарски­ми делами, но я только недавно стал упражняться в военном ис­кусстве под руководством Вашего Величества, моего Милости­вого Государя. И все-таки я не принял бы этой должности, если бы не опасался, что люди могут отнести это к моему малодушию. Вы видите мои действия: сам враг не может меня упрекнуть в недостатке усердия или ревности или в том, чтобы я щадил свое слабое здоровье. Свидетельствуюсь Богом, я делаю то, что еле* дует делать честному шляхтичу и гетману. А потому прошу: если Ваша К. Милость знаете кого, более достойного, который бы лучше мог исполнять гетманскую должность, нежели я, то удос­тойте с меня сложить ее, так как я принял ее не с тем, чтобы по­стоянно удерживать за собою, а, как и тогда, говорил его милости пану Гнезненскому: hodie mini, eras tibi139, т. е. сегодня я гетман, а завтра В. Милость можете быть им.
Что же касается до юрисдикции должности гетмана, то скажу, что у нас в Польше давно не было коронных гетманов, после слав­ной памяти пана Тарновского».
Пан Гнезненский объяснил, что он внес свою просьбу не из нерасположения к его милости гетману и не для умаления его сана, что он готов всегда служить ему и уважать сан, который любили и почитали их отцы. «Но ротмистры, которые здесь стоят около меня, просили, чтобы я уговорился с ними насчет ответа, какой следовало дать Вашей Королевской Милости; отказать им было неловко: впрочем, мы и здесь легко устроим дело. Извольте, Ваше Величество сказать мне одно слово: «не выходи», так не выйду; или: «выходи», так выйду: Пусть гг. ротмистры и товарищи уви» дят, что не я причиною неудовлетворения их просьбы, а Ваши при­казания.
«Звания же гетманского., видит Бог, ие желаю и никогда не добивался; свидетельствуюсь особою Вашей К. Милости, как» Неполомичах заклинал Вас не удостоивать меня этого сана и пусть покарает меня Бог, если я когда в другой раз пожелаю его взять; я предлагал Вам тогда свои личные услуги, как солдат; я знаю свою слабость и ничтожество и говорю это не для церемоний: я простой человек и неохотно принимаюсь за то, чего не могу сде­лать, памятуя поговорку: не берись не за свое дело. Я покорно прошу сложить с меня должность, которую теперь занимаю, и отдать другому, если я не делаю того, что следует честному шлях­тичу; а если я делаю то, что требуется от хорошего гетмана, то
пусть признают за мною право на гетманскую булаву, чтобы ис­тинные заслуги были всегда отличаемы.
Пану канцлеру желаю от всей души оставаться гетманом и вижу, что он делает все, зависящее от него. Дай Бог, чтобы так было долго.
Потом происходило заседание совета.
Гетман предложил, если не возьмут Пскова и не заключат мира, собрать сейм или, по крайней мере, потребовать его созва-ния.
Решили, что сейм необходим и что нужно созвать его на слу­чай, если не окончится война; если же кончится, то сейма может и не быть. Хорошо, если бы сословия сами по себе захотели это устроить; если бы после уездных сеймиков собрались все на гене­ральный Кольский и Корчинский и постановили бы не созывать вального сейма и не требовать на него короля; вальный не может быть после генеральных, потому что немало времени требуется для приезда короля из такой дали. А без короля на сейме трудно что-нибудь устроить. Существует обычай, по которому раньше рассылки сеймовых листов составляется перечень предметов для рассмотрения на сейме и определяется также время сейма и место; поэтому из Острова уже давно выехали коморные с листами, в которых оповещается о положении дел, и если дела идут иначе, чем мы желаем, то гг. сенаторы имеют время высказать свои мне­ния, которые и послужат пунктами рассуждений.
Странно, что эти комориики так долго ие возвращаются; мес­том для сейма будет, без сомнения, Варшава, на что все по необ­ходимости должны будут согласиться.
Итак, у нас сейм. Что-то скажут наши? Полагаю, что согла­сятся дать средства. Ради Бога, пусть не отчаиваются; я согласил­ся бы лучше платить 10 злотых с десятины, чем ехать из Познани во Псков.
Литовские паны предлагали созвать сейм у себя, но поляки сказали, что из этого ничего не выйдет.
Пан маршал Зборовский не хотел подавать голоса, сказав: «Я на все согласен, что вы порешите; а так как я теперь расстроен, то буду просить Вашу Кор. Милость дать мне сказать несколько слов лично Вам».
После этого, когда король стал греться у камина, маршал на­чал сообщать ему о каком-то пасквиле, который подкинули к его дверям прошедшей ночью. Затем говорил гетман; о каких делах, писать не следует; я только опасаюсь, чтобы не возникло каких пререканий между этими людьми, а потом, без сомнения, и Гнез-ненский будет сторониться и пр. Об этом пишу, хотя и глухо, что­бы предостеречь Вас.
Русские сегодня сделали сильную вылазку разом из трех мест, но стража наша прогнала их к воротам: с одной стороны венгер­цы, с которыми был пан Баторий, королевский племянник, с дру­гой — рота Гостынского (сам он болен), с третьей — Собоцкий, на долю которого выпало больше всего работы; он гнал русских до самых ворот и едва не попался в плен, потеряв лучшего коня. Несколько русских убито. Пан Меджихоцкий ранен, и конь под ним убит.
В этот день сам гетман был в шанцах у пеших ротмистров, убеждал их мужественно переносить невзгоды, обещая за то вер­ную награду. Они дали слово служить до тех пор, пока могут вы­держать при таком голоде и холодной зиме.
При объезде шанцев у гетмана подбита поводная лошадь, убито также несколько гайдуков, что не новость.
Сегодня также паны радные решили дать отпуск чаушу и от­писать султану, что мы пошлем на крестины. Воевода виленский подал голос, чтобы послать кинжал, только в богатой оправе, ко­торый может быть отослан старостою Пржемысльским141, если только он до мая останется в Константинополе. Вероятно, он про­сил также на эти крестины императора и французского короля: придется и им посылать подарки.
Поссевин сегодня с другим слугою послал Московскому кня­зю письмо, в котором пишет, что вскоре после приезда его к ко-
ролю и уже в бытность его в лагере под Псковом прибыло из Вильны и Риги много пороху, орудий и людей и что король хотел опять штурмовать город; но по его просьбе и убеждению не про­ливать лишней крови король удержался; следовательно, остается только, чтобы князь сам пожелал мира и притом как можно ско­рее, и чтобы отправил послов или комиссаров, которые искренно и правдиво приступили бы к этому делу; обещал ему в то же вре­мя удерживать короля от продолжения осадных работ.
Около 600 казаков собралось идти разорять неприятельскую землю под самую Москву: король позволил.
Некоторые из ротмистров бунтуют; собрались сегодня ночью у Стадницкого: Лесневольский, Казановский, Иордан, Ожельс-кий и другие на сходку. Король в сильном гневе и, если бы мог, приказал бы, сняв рубашки, хлестать их по спинам и выгнать из лагеря. Самые скверные те, которые пришли с Трокским. Король сказал: «Лучше бы они не возвращались сюда, чем возбуждать смуты в войске и пр».

*******
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

В дополнение к этой статье, советую прочитать:
  • Март
  • Следы веков минувших в городе Опочка
  • Рассказ о приступе 8 сентября из книги Гейденштейна