Эпизод с семейством Бекешей показывает, что Стефан Бато­рий умел «карать и миловать», превращать бывших противников в соратников. Многие современники отмечали также образован­ность Батория. Публицист С. Оржельский писал, что он «так хорошо владел латинским языком, что разве только древние ора­торы могли бы с ним сравниться»94. Правда, польского языка ко­роль так и ие освоил, причём, по свидетельству недоброжелатель­но к нему относившегося Б. Папроцкого, даже и не пытался учить, заявляя, что не желает быть попугаем. Кащтелян виленский Я. Глебович отмечал прекрасные познания Батория в военной на­уке. «Король так сильно мне понравился, — сообщал он в одном из писем, — что мне показалось, будто я давно уже не разговари­вал с человеком столь мудрым. Особенно он опытен в военном деле. О чём бы ни начался разговор, он сводил его постоянно иа военные вопросы»93.
Баторий очень быстро увидел присущие польско-литовской
армии недостатки и приступил к их устранению. По свидетельству современника Анджея Лубенецкого, польская пехота того вре­мени была плохо вооружена и обучена. «Польские пехотинцы, — писал Лубенецкий, — более походили на шутов, нежели на рыца­рей. Их одевали в клетчатое платье, сшитое из кусков сукна раз­ных цветов… Оружием пехотинца были: меч и алебарда, очень редко ружьё… Пехотинцы не знали, как делались шанцы или туры»96. Стефан Баторий распорядился принимать в пешее войс­ко крестьян и закупать в большом количестве мушкеты. Кроме того, было нанято много венгерской пехоты, отличавшейся высо­кими боевыми качествами.
Ударную силу польской конницы, как отмечалось выше, со­ставляли шляхтичи-гусары. Подобно французским рыцарям, ко­торых описывал Франсуа Делану, гусары постоянно утяжеляли свои доспехи. «На всадника, — язвительно замечал Лубенецкий, — надевали панцирь, т. е. такое грузное вооружение, в котором несчастного рыцаря можно было свалить с коня не только пал­кой, но и нагайкой… Это было очень грузно, и при малейшем ветре рыцаря измучивало, а коня ослабляло… Деревянные копья были такими огромными и тяжёлыми, что каждое весило за два наших копья»97. Баторий предписал гусарам иметь, помимо хо­лодного оружия, короткие карабины или пистолеты, В употребле­ние вошли более лёгкие доспехи. Активно шёл наём немецких каг валеристов-рейтаров.
, , Важным нововведением стал также приём да службу днепч ровских казаков. Ещё во время коронационных торжеств Бато­рий дал аудиенцию казачьим старостам: Ивану Северному, Фе­дору Захвостому, Марку Винницкому и др. В1578 г. был сфор-i мирован казачий полк численностью в 500 чел. под началом Ян» Орьшювского, со своим знаменем и канцелярией. Казаки выпол­няли в армии Батория функции лёгкой кавалерии. Однако, созда-. вая полк, король преследовал не только военные, но и политнчес» кие цели: он рассчитывал таким образом удержать казаков от не-
санкционированных набегов на Молдавию и крымских татар. Ре­шить данную проблему не удалось. На Днепре осталось множе­ство «невёрстанных» в службу казаков, которые продолжали со­вершать свои грабительские экспедиции. В этом смысле днепров­ские казаки мало отличались от донских: и те и другие были под­данными весьма ненадёжными.
В первые годы правления Баторий был занят борьбой с внут­ренними противниками и защитой границ своей державы. В
1576 г. ему, как уже говорилось выше, пришлось вести-настоя­щую войну против непокорного Гданьска. Весной того же года казаки во главе с князем Богданом Ружинским двинулись в поход на крымских татар, сожгли две их крепости — Тягии и Хаслан. В
1577 г. крымские татары совершили несколько ответных набегов на Украинские земли, но были отбиты казаками и войсками брац-лавского воеводы Януша Збаражского.
Одновременно вспыхнула смута на Молдавской границе. Молдавия, надо отметить, издавна осознавалась Польшей как зона интересов. Ещё в 1497 г. польский король Ян-Ольбрахт сделал попытку захватить её с помощью вооружённой силы, но потерпел поражение в войне с молдавским князем Стефаном III Великим. В 1511 г. князь Богдан добровольно признал зависимость Мол­давии от Турции, во многом именно из-за страха перед польским нападением. Последующие правители страны, Петр Рареш и Сте­фан Саранча, ориентировались в основном на Стамбул. Зато все недовольные властью господаря привыкли с надеждой взирать на Польшу. Однако «на Польшу» не означало «иа короля». Если многочисленные претенденты на молдавский престол видели, что официальные власти медлят вмешиваться в борьбу, то обраща­лись за помощью к какому-нибудь самовольному магнату или казакам:
Ещё во времена Сигизмунда-Августа некий авантюрист Иоанн Гераклнд, пользуясь помощью магната Албрехта Ласского, пы­тался захватить в Молдавии власть, но потерпел неудачу. Теперь среди казаков объявился некий Пётр Подкова, который выдавал
себя за сына господаря Стефана Молодого. Собрав отряд чис­ленностью около 330 казаков, он двинулся в поход против пра­вившего тогда Молдавией Петра Хромого. Баторий, однако, не хотел ссоры с турками^султан поддерживал Петра Хромого), а потому приказал гетману Миколаю Сенявскому остановить каза­ков. Хотя сподвижники самозванца и добились некоторых успе­хов, польские власти арестовали Подкову. В июне 1578 г. в угоду туркам он был обезглавлен во Львове98.
Пока в Речи Посполитой длилось бескоролевье, русские вой­ска смогли захватить практически всю Ливноию, за исключением Риги н РевеХя.>Вскоре, однако, ситуация изменилась. Речь По-сполитая и Швеция действовали теперь как союзники (тем более что Баторий и Юхан III были женаты на сестрах). 21 октября 1578 г. объединённое шведско-литовское войско нанесло царским полкам тяжёлое поражение в Латвии, под Цесисом, или, как его называли на Руси, «Кесью». Не выдержав удара противника, дворянское ополчение позорно бежало с поля боя. Оставшиеся в русском лагере пехотинцы и пушкари в течение целого дня ус­пешно отбивали атаки. Когда стемнело, пехота покинула лагерь, а пушкарн, которые не могли увезти с собой тяжёлые осадные пушки, по свидетельству польского хрониста Р. Гейденштейна, повеси­лись иа орудийных стволах. Как сообщает в своих записках Дже­ром Горсей, взбешённый царь приказал публично высечь кнутом командовавшего русской армией Ивана Юрьевича Голицына».
26 июня 1579 г. Стефан Баторнй, находившийся в Вильно, направил. Ивану IV грамоту с официальным объявлением войны. При этом король утверждал, что собирается воевать только с «московским тираном», но не с народом, которому, Напротив, хо­тел бы дать «вольность и свободу прав христианских». Грамоты со сходным текстом были направлены в пограничные крепости. Как справедливо отмечает историк Б. Н. Флоря, «в практике межгосударственных отношений это было нечто небывалое… Сам глава государства открыто призывал чужих подданных к выступ­лению против собственного монарха* Это, пожалуй, лучше, чем
что-либо другое, говорит о желании и правящих кругов Речи Посполитой нанести Русскому государству решительное пораже­ние, используя для этого все возможные способы»100.
Поход Батория был нацелен на Полоцк, что застало русских воевод врасплох. Как отмечено в «Разрядных книгах», значи­тельная часть царской армии во главе с воеводой Василием Дмит­риевичем Хилковым ушла в поход «за реку Двину». Царь сроч­но послал к Полоцку новые рати, окольничего Бориса Василье­вича Шеина и Фёдора Васильевича Шереметева, коим надлежа­ло прибыть в город «одноконечно». Однако Баторий успел «об­ложить» Полоцк до подхода подкреплений. Гарнизон защищался с исключительным мужеством. Лишь через три недели после на­чала осады венгерским наёмникам удалось поджечь деревянные стены крепости с помощью факелов. Впрочем, даже после того как пожар охватил большую часть города, русские сопротивля­лись целые сутки. Затем один из воевод, Пётр Волынский, и стрельцы начали переговоры о сдаче. Волынский, надо заметить, принадлежал к числу людей, обиженных царём, — по словам Р. Гейденштейна, он жаловался, что сидел в тюрьме по доносу другого воеводы, Василия Телятевского. 1 сентября 1579 г. Ба­торий торжественно въехал в город.
От Полоцка королевские войска двинулись к Соколу и 25 сентября взяли его приступом. Один из воевод, Б. В. Шеин, был убит, другой, Ф. В. Щереметев, попал в плен. Гнев, охватив­ший Ивана IV при известии о военных поражениях, вновь обру­шился на его советников. Как подробно рассказывал польскому военачальнику Филону Кмите его агент, сын боярский Матвей Цедилов, царь обвинил во всех бедах князя Ивана Фёдоровича Мстиславского, причём припомнил ему литовское происхожде­ние. По словам Цедилова, Иван Васильевич самолично бил кня­зя палкой и говорил: «Ты, старый пёс, до сих пор проникнутый литовским духом, ты мне говорил, чтобы я послал тебя с сыновь­ями в Полоцк для противодействия польскому королю. Ясно мне
(теперь) твоё коварство: ты хотел нарушить присягу и подвер-нуть крайней опасности моих сыновей»   .