В литературном труде второй половины XI века Иако­ва Мниха «Память и похвала святому князю Владимиру» есть такая запись о гробнице Ольги: «И ино чюдо слышите о ней: в гробе, идеже лежит блаженое и честное тело блаже-ныя княгине Олгы, гроб камен мал в церкви святыя Бого­родица, ту церковь създа блаженый князь Володимер каме-ную в честь святей Богородици, и есть гроб блаженыа Олгы и на верху оконце сътворено и ту да видети тело блаженыя Олгы лежаще цело, да иже с верою придеть, отворися оконче и видеть честное тело лежаще цело и дивяся чюду таково­му, толико лет в гробе лежащю телу не разрушимуся. И че-ловеце же верней, видевше чюдо толико, славять бога, ди-вящеся милости божий, юже имать на святых своих. О див­ное и страшное чюдо, братие, и преславно! Достойно и по­хвалы всякой тело то честное: в гробе цело, ако спя почи­вает … А другым иже не с верою приходять, не отворится оконче гробное, и не видять тела того честнаго, но токмо гроб. Тако бог прослави рабу свою Олгу, рускую княгиню, нареченую в святем крещении Елена».
В житии Ольги сохранились и другие сведения о её гроб­нице и о происходивших там чудесах: «… над гробницей бла­женной Ольги в церковной стене было оконце; и если кто с твёрдою верою приходил к честным мощам, оконце само собою открывалось, и стоящий наружи ясно видел чрез окон­це лежавшие внутри честные чудотворные мощи, причём осо­бенно достойные видели и исходящее от них некое чудесное сияние; и из имеющих веру кто бы ни был одержим каким-либо недугом, тотчас получал исцеление. Приходившему же с маловерием оконце не открывалось, и он не мог видеть че­стных мощей, даже если бы вошёл в самую церковь: он ви­дел только гроб и не мог получить исцеление. Верующие же получали всё на пользу телу и души по молитвам святой
Ольги, нареченной во святом крещении Еленою …»
А вот в прологе начала XVI века это изложено не в прошедшем, а в настоящем времени: «… и нетлением бла-женою тело венчав, иже и доныне видимо есть всеми рус-кыми сынми».
Это значит, что описание было сделано до 1240 года. В этом году гробница Ольги исчезает – её куда-то спря­тали – и снова появляется в XVII веке, после чего исчеза­ет снова.
А на другом конце обширного христианского мира, в Софийском соборе Константинополя, ещё в 1252 году новгородский паломник Добрыня Ядрейкович, ставший затем под именем Антония архиепископом Новгородским, видел дар Ольги храму% – большое золотое блюдо с дра­гоценным камнем и с отделкой жемчугом, возможно, кре­стильный вклад княгини в храм. Сохранилось описание этого блюда: «И блюдо велико злато служебное Олгы Рус-кой, когда взяла дань, ходивше ко Царю-городу. Во блю­де же Олжине камень драгий, на том же камени написан Христос; и от того Христа емлют печати людие на всё доб­ро; у того же блюда всё по верхови жемчугом учинено».
Между прочим, личное крещение княгини Ольги имело значение не только для постепенно усиливавшей­ся христианизации современной ей Руси, но и последствия более отдалённые, которые ей не суждено было предви­деть. Когда в 988 году внук Ольги князь Владимир ре­шал вопрос о принятии новой веры, когда он выслушал всех и всё же ещё колебался, бояре его сказали: «Если бы плох был закон греческий, то не приняла бы его бабка твоя Ольга, а она была мудрейшей из всех людей».
И этот аргумент перевесил всё. Решение о христиа­низации Руси из Византии было принято твёрдо.
Согласно тому же прологу, после крещения Руси Владимир «… вземь тело от земля бабы своея нетленно вложи в раку древяну и постави в церкви Святыя Бого-
родица», которую сам же велел построить.
Я не знаю само ли открывалось окошечко в стене Ольгиной гробницы, или его открывал кто-то, кому это было поручено, или это только духовный образ. В чудот­ворные мощи и сияние верю. И более того, надеюсь, что это окошечко – в широком смысле – захлопнулось для нас не навсегда. В некотором роде, так оно и есть. Потому что пришло время представить портрет нашей героини.
При Ярославе Мудром в Киеве в 1017 году был зало­жен и к 1037 году возведён знаменитый Софийский собор. Внутри пространство собора было расписано фресками. Так вот, на одной из этих фресок начала XI века изображён в лицах момент приёма княгини Ольги византийским импера­тором Константином VII Багрянородным (Илл. 23). Автор
специальной монографии, посвященной фрескам киевской Софии, С.А. Высоцкий, попытался – и вполне успешно – ус­тановить портретное сходство императора Константина на фреске и на дошедших до нас других его изображениях. Из­вестны два портретных изображения Константина: одно на резной пластинке из слоновой кости, а другое – на солиде -золотой византийской монете. На всех изображениях лицо императора имеет одни и те же черты: удлинённый овал лица, большие глаза, большой орлиный нос с горбинкой, малень­кие уши, ухоженная борода и вьющиеся волосы – на фреске они коричневого цвета. На голове императора – корона, вок­руг головы – нимб. Император сидит на троне.
Далее предоставляю слово автору монографии: «Изображение на фреске княгини Ольги в ложе ипподро­ма, к сожалению, сравнить не с чем, так как оно уникаль­но. Её лицо выглядит довольно суровым: большие глаза, тонкие тёмные чуть изогнутые брови, прямой, правиль­ной формы нос. Из-под мафория видны тёмные каштано­вые волосы с пробором посередине. Очень выразителен плотно сжатый рот с опущенными вниз уголками губ, что придаёт лицу властное, волевое выражение. На вид Оль­ге, примерно, около 50 лет».
Мафорий – головной женский убор – ниспадает Оль­ге на плечи. На ней длинная одежда светло-салатного цве­та с круглым оплечьем у ворота светло-коричневого цве­та. На одежде – украшенный орнаментом пояс. Рукава одежды длинные. Руки княгини скрещены на груди. За её спиной – переводчик.
Автор монографии полагает, что портретные чер­ты княгини Ольги могли сохраняться до начала XI века в каких-то византийских изображениях более раннего времени, которые до нас не дошли. От себя добавлю: по­скольку с года смерти Ольги в 969 году до момента напи­сания фрески не позднее 1037 года прошло 68 лет, то в Киеве ещё могли жить старики, которые помнили её в
лицо и которые могли помочь мастеру в правильном вос­произведении портретных черт княгини.
Поскольку изображение императора передано с ярко выраженными чертами портретного сходства, есть все ос­нования считать, что с такими же ярко выраженными чер­тами портретного сходства изображена и княгиня Оль­га. Иными словами, перед нами её портрет.
Слева от головы императора сохранились начальные буквы его имени: KQ NS[TANTINO] – КОНСТАНТИН. Над головой княгини стоит её настоящее имя: екуа – то же, что в греческой рукописи ЕЯуос, то есть Helga – Ольга. Имя княгини на фреске написано греческой скорописью.
Представляет интерес ориентировочный возраст Ольги на фреске – около 50 лет. Если принять, что она, согласно летописи, родилась в 893 году и прибавить к этой дате 50 лет, то получим 943 год, что очень близко к ныне установленной дате поездки княгини Ольги в Кон­стантинополь в 946 году.
Портретное изображение Ольги на фреске – един­ственное для всего княжеского дома ранней Руси IX – X веков, и сравнивать его не с чем. Сохранилось, правда, словесное описание её сына князя Святослава в «Истории» Льва Диакона. Хотя сам историк Святослава не видел, он воспользовался, по-видимому, описанием какого-то оче­видца событий. Привожу описание 971 года: «Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком вы­сокого и не слишком низкого, с мохнатыми бровями и свет­ло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голо­ва у него была совершенно голая, но с одной стороны её свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий за­тылок, широкая грудь и все другие части тела вполне со­размерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена кар­бункулом, обрамлённым двумя жемчужинами. Одеяние его
было белым и отличалось от одежды его приближённых только чистотой».
Цвет глаз княгини Ольги на фреске неразличим. Ви­димо, как и у её сына Святослава, они были голубые.