Казановского близко подъехали к замку, и тут-то произошла схватка с 80 русскими всадниками и 200 пехоты. Наши атаковали их; нескольких убили и на плечах бежавших ворвались в крепост­ные ворота. Поссевину захотелось посмотреть крепость, и он вместе с воеводой Брацлавским подъехал близко к ней; но в это самое время открылась страшная пальба из крепости156, и хотя Поссе-вин с листами в руках делал им знаки, но напрасно. Гетман недо­волен Поссевиным; он открыто говорит: «Черт знает, что с ним; такого сварливого человека я не видывал; он хотел знать все ко­ролевские планы относительно заключения мира с московским царем; он втирался также в королевский совет, когда обсуждалась инструкция нашим послам в Заполье; он готов присягнуть, что великий князь к нему расположен и в угоду ему примет латинс­кую веру. А я уверен, все эти переговоры ы кончатся тем, что князь ударит его костылем и прогонит. До меня доходят даже сведения, что литовские паны подсылали к нему с просьбою устроить мир во чтобы то ни стало. Я говорил им, что это не обдуманно, ибо хотя мы все желаем мира, но не должны показывать это русским, а, напротив, должны грозить и пр». Прошу Вас сохранить это про себя. Мне не нравится подобное соперничество, и я боюсь, что таким образом дело не кончится миром. Гетман послал не­скольких казаков с ротмистром Иорданом разузнать о сборище людей, о которых Петр Колтовский, попавший в плен, утвержда­ет, что они должны быть с Никитою Романовичем. Если верить его показанию, мы не имеем и половины людей в лагере: много их разъехалось для фуража, а русским в городе все известно. Им все хочется переговариваться с нашими, но гетман не велит: все это для того, чтобы узнать что-либо от наших. В помощь Беляв­скому, который стоит на той стороне реки у монастыря, приказано гетманом послать из каждой роты по пяти пеших, с ручницами с каждой конной сотни по семи лошадей, а ротмистрам велено дос­тавить туда провиант. Белявский в этом нуждается, и нужно удив­ляться, как русские,не прогонят его оттуда; правду сказать и ТО> что засел-то он в удобном местечке, как бы в окопах, и может
легко выдерживать натиск, пока не подоспеет помощь. Этой при­чиной и сами русские объясняют стойкую засаду Белявского.
13 декабря
Прошедшей ночью товарищ Гнезненского Гродзецкий, сто­явший в 8 милях от Пскова в деревне с провиантом, заметил по дороге к Пскову русского гонца, ехавшего в сопровождении 10 человек. Увидев, что это русский, Гродзецкий подскакал к нему с своими людьми и спросил, кто он? Тот отвечал, что он гонец ве­ликого князя, едет с письмом к уполномоченным и легату папско­му. «Отчего же этим трактом? Ведь к ним не сюда дорога». Го­нец, стал креститься и уверять, что заблудился, полагая, что это порховская дорога. Гродзецкий взялся вывести его на порховс-кую дорогу; тот же подозвав одного слугу, стал ему что-то шеп­тать. Служитель, немного поотстав, пересел на лошадь, которую держал в поводу, и быстро поскакал в сторону. Гродзецкий по­гнался за ним и настиг его в ложбине, однако поймать не успел, так как тот соскочил с лошади и скрылся в лесу. Гродзецкий, взяв его коня, воротился и спросил у гонца: почему убежал его слуга? Тот ответил: «Ведь он мужик, никогда в таком деле не был, про­сто убежал с испугу». Смекнув, что тут что-нибудь не так, Грод­зецкий повел его, вместо порховской дороги, к своей деревне; в это время успели скрыться еще трое других служителей. Тогда Гродзецкий, посадив гонца в повозку, привез его к Гетману в ла­герь, а тот поручил Накельскому и Розну допросить гонца: поче­му не дали знать раньше о том, что он едет? Отчего едет дорогою на Псков? Должно быть, хотел пробраться в Псков? Отчего но­чью, а не днем? С чем едет? Отчего бежали служители? Гонец отвечал, что едет не в Псков, но с тайным письмом. «А где это письмо?» — спросили его. Ои отвечал: «Оно зашито в войлоке в седле у той лошади, на которой ускакал первый слуга, а ту лошадь ваши ввили». Расспросивши таким образом гонца, паны были настолько внимательны, что возвратили ему и коня н седло; а этого
бы не следовало делать, ибо это письмо могло попасть в руки. Затем при приставе Мрочке он выпорол из войлока письмо, ко­торое видел сам Мрочек. Очень подозрителен этот гонец, и, без сомнения, он едет для того, чтобы высмотреть, что делается в войске, а может быть, и в самом деле едет с последним словом о мире. Гетман отсылает его под стражею к нашим послам и пишет, чтобы при Поссевине они сделали серьезное представление рус­ским уполномоченным, почему их гонцы разъезжают, не оповес-тя о себе, и постарались бы притом узнать, что заключается в этом письме. Сегодня получены письма от Поссевина к гетману и королю; последние посланы вслед за его величеством. Пишет Поссевин, что завтра или послезавтра русские должны съехаться с нашими. Два дня уже, как он находится вместе с московскими послами, и успел выведать* что они не имеют поручения уступать всю Аивонию, а только какую-то часть; Поссевин пишет стран­ное письмо как к гетману, так и к королю, советуя отложить это дело до сейма.
Вообще этот ксендз нам подозрителен; он хочет, чтобы и вол­ки были сыты, и овцы целы; он готов присягнуть, что московский князь сделается католиком; он ни на грош не имеет у нас кредита, и мы склоняемся к убеждению, что он подослан со стороны Авст­рии. Вероятно, также и шведский король старается просватать за своего сына дочь эрцгерцога Карла (но это пусть останется в секрете); гетман очень на него сердит. Он дает знать послам в Запольском Яме, чтобы были осторожны и наблюдали присталь­но за итальянцем, настаивали бы на уступке всей Ливонии, так как великий князь должен по необходимости отдать ее: шведы отняли у него Нарву, Пернов и Феллин морят голодом, обложи­ли также Вейсенштейн. Если будем продолжать осаду, то Псков не продержится. Как же великий киязь может отстоять Ливо­нию? Согласись мы оставить за ним только часть этой страны, он усилится от морской торговли и может вернуть прежние силы; тогда придется вести новую- войну. Гораздо же лучше теперь до­конать его.
Без сомнения, в эти дни придет окончательное решение из Заполья. У меня предчувствие, что из этого мира хорошего ниче­го не будет.
14-15 декабря
Со вчерашнего дня стала сильная оттепель; погода ужасная, постоянный дождь, дни — теплые и мрачные. Сегодня явилась радуга на небе, чего в Польше никогда не видел. Русские сделали вылазку с значительным числом конницы и пехоты. Гонялись наши за ними, как за зайцами.
Гетман присутствовал при вылазке, имея при себе две роты. С обеих сторон потери никакой.
16 декабря
Пришли письма к гетману от Поссевина из Запольского Яма. Но говорить, что в них, еще не стоит, да и короля по известной причине не будут уведомлять.
17 декабря
Гетман посылает Жолкевского с инструкцией в Запольский Ям. Король шведский взял Вейсенштейн и обложил Пернов; вид­но, придется с иим поссориться. Шведский гетман просил нашего гетмана приказать казакам не делать никакого вреда людям, пере­шедшим к нему в подданство. Гетман послал письмо к казакам.
Умер староста Каменецкий. Гетман желал бы заменить эту вакансию шурином своим Владком, который теперь здесь. Если б я имел подобную протекцию, то через год был бы архиепископом Гнезненским. Баторий давал банкет для гетмана и ротмистров и почтил их как следует. Накельский говорил там много против вен­гров, а всего более против самого Батория. «Люди, князь, гово­рят, что Цы имеете в виду жену из-за моря; потом, что вы жела­ете быть лифляндским князем. Желаю вам от души самой бога­той невесты, какая есть на свете, но чтобы вы были князем — не
желаю». Скромно ответил ему Баторий, а венгерские жолнеры пробовали толкать Накельского и бранить, но напрасно.
Скоро это дойдет до короля.
Пришли письма от короля с дороги к гетману из-под Люце-на. Дорога там ужасная; бросают лошадей и повозки: король по­слал к крепости Собеского с п. Трокским для переговоров, но Собескому там прострелили руку.
18 декабря
Посол от гетмана шведского, хорошо подпоенный, прогово­рился, что прислан сюда узнать, в каком положении наши дела. За тем же самым, под видом закупки некоторых нужных вещей, гетман послал Харлецкого в Нарву. Шведский гетман хитрый француз158, но не на дураков попал.
19 декабря
Шведы так много забрали в Ливонии, что, пожалуй, и нам ничего не останется; следует нам взять хоть что-нибудь поскорее. Гетман отправил послам вслед за Жолкевским моего брата с ре­шительными условиями: если теперь не последует заключение мира, то я уж не знаю, что будет. Великий князь, как видно, острит зубы на шведа и, по-видимому, желал бы поскорее с нами поми­риться, чтобы начать с ним войну и отнять все его завоевания. Но нам бы хотелось как о Нарве, так и о других замках вести перего­воры с паном свояком, совершенно отстранив князя; только не знаем, будет ли склонен к этому свояк: каждый думает о себе.
Трудно добиться Ливонии, труднее, чем мы ожидали; а Боже упаси, думается не раз, чтобы это не было только начало войны, а конец.
20 декабря
Боже, какие наступили страшные морозы! Хаты наши трещат от них; несколько пахолков, свалившихся от холода с лошадей,
совсем замерзли. Один Бог знает, что будет далее; отовсюду на нас беды; голод, болезни, падеж лошадей. Etc.
Русские уже два дня смирно сидят. Не слышно ни одного выстрела.
21, 22, 23 и 24 декабря
Еще до сих пор нет никаких известий от наших послов. Брат мой еще не приехал. На днях решится — быть миру или войне. Если будет заключен мир, то мы направимся в Лифляндию заби­рать замки; но я полагаю, что тут-то не обойдется без драки со шведом. Один из свиты русских послов перебежал к нам и гово­рит, что великий князь не столько жалел бы, если бы занятые шведами крепости были в руках поляков.
25, 26, 27, 28 и 29 декабря