Из Вильны я писал Вашей Милости обо всем, что там проис­ходило при мне до самого королевского отъезда. Пан канцлер и я оставались при нем почти целую неделю. В Диену приехал король 1 июля, находясь все время безостановочно в пути, проезжая по хорошей дороге и в хорошую погоду, не так как за два года перед этим. Мы с паном канцлером приехали за ним сегодня, т. е. 3 июля. Канцлер был очень доволен, что приехал раньше епископа виленского, который вчера торопил нас в дорогу, а сам приехал сегодня вместе с нами в Диену, два часа спустя после канцлера, на пяти колясках с несколькими слугами. Поссевин также приехал с канцлером и от самой Вильны находился в нашем обществе; он едет с двумя иезуитами.
Как только Держек приедет из Москвы и привезет известие об условиях московского князя, Поссевин тотчас отправится туда до­говариваться о мире и, говорят, даже попытается обратить князя в латинство. Вот будет чудо, если ему удастся обратить его!
Во все время дороги из Вильны мы отправляли богослуже­ние с Поссевиным; канцлер каждый день, прежде чем садиться в повозку, слушал богослужение, а в праздник, когда он раньше обеда не отправлялся в дорогу, каждый служил свою обедню, также и два капеллана канцлерские, которых он везет с собою из Кракова, затем ксендз вильегорский, коллегиат краковский, говорил проповедь. Так-то мы были набожны! Затем во время обеда происходили диспуты: сам пан предлагал вопросы, а пан Накельский тоже заводил ученые споры, только ему недостава­ло аргументов.
Он искренно предан пану канцлеру и хочет иметь при его осо­бе свой конвой.
Догнал нас также в дороге пан староста Перемышльский: пи­сали к нему на Русь, чтобы скорее приезжал; он должен ехать с посольством в Турцию по делам королевского племянника нового трансильванского воеводы и прежде заедет к нему в Трансиль­ванскую землю. Отпускают его без всякой торжественности; не могу знать наверное, по каким делам едет, но думаю, что он будет просить утверждения на этом воеводстве, и полагаю, что, быть может, легко состоится мир с московским князем, ибо так как дела племянника не очень хороши, то нужно сперва здесь ула­дить, чтобы там было успешнее. А этот второй племянник у ко­роля в почете, заседает на скамье, а когда являются паны Рады, то канцлер дает ему место пред собою. Венгры все служат в его отряде, составляя его конвой. Впрочем, заметно, что король ока­зывает более расположения тому, который в Полтовске.
Из Вильны ехал с нами также сын покойного сандомирского воеводы. Он в качестве волонтера, ведет с собою 50 конных, ко­торых отец обещал прислать еще при жизни, вероятно, по убеж­дению п. канцлера. Хочет получить Липенку и села, прилегающие к ней, чего ему и желают, так как покойный отец его употребил на постройки большие деньги; без Липенок пришлось бы ему худо, так как отцовское наследство небольшое, а долгов много. Коно-пацкий также приехал хлопотать о Тозеве или Пучке; канцлер обещал, что мешать не будет, но все назначения откладывают до окончания войны. Вейер также старается получить что-нибудь для себя, хотя у него и без того довольно; его послали в Ригу для приема 2000 шотландцев, которых морем везет Фаренсбек (Фа-ренсбах. — А. М).
Пан воевода Познанский прислал Павловского хлопотать по делу, не объясняя, впрочем, по какому. Писал и ко мне, но Пав-ловскии еще не имеет отпуска, и говорит, что если ему не дадут привилегии, а лишь ответ на письмо, то он будет ждать Пржием-ского и, верно, получит какое-либо новое поручение. Если в этом деле не примет участия сам канцлер, то я сомневаюсь, чтобы Ко­роль сам по себе обратил на него внимание. Павловский говорит,
что если теперь иам ничего не дадут, то до самой смерти ничего не будет просить.
После покойного воеводы остались в Пруссии какие-то паст­бища, которые стоят около 400 флоринов: о них старается доктор Гизиус; кроме того, озеро, которое приносит доходу несколько сот злотых; его-то и просит коморник Павловский.
Хотыничи, две деревни, которые остались по смерти воево­ды, отданы старосте Пржемышльскому, с доходом в 100 злотых: они были назначены ему еще на сейме по смерти его двоюродного брата. Один только покойный требовал этого имения по праву, а теперь там уже устроился п. староста. Об Огорках (две деревни на Подгорце, оставшиеся после Зебржидовского — конюшего королевы), спорят Филипповский с Белзецким; доходу 800 зло­тых.
Мы узнали здесь, что русские с татарами сожгли Оршу и около 2000 деревень около Могилева, Шилова и в других местностях, забрав в плен много людей и причинив много убытку; это было после перемирия, которое заключили здесь московские послы 4 июня.
Король очень беспокоится и послал в эти края гонцов узнать наверное о всем случившемся, а также и о том, где теперь жители; послал также в Марково к московским послам с представлением, что перемирие нарушено, грозя и проч.; но послы наверное отго­ворятся тем, что в то время, когда сделано нападение, в Москве еще не было получено известия о перемирии. Король рад бы ско­рее двинуться отсюда к границе, чтобы не оставаться в бездей­ствии, пока время и погода благоприятствуют, но не имеет войска. Пехота только теперь подходит; из Польши в униатские области направляются одни конные роты, а новые еще неизвестно где; ста­рые же, которым недавно в Вильне выдана часть жалованья, вме­сто того(чтобы выступать в поход, занимаются приготовлениями, к тому же между ними распространился слух, что будет мир; вот причина, почему они так лениво снаряжаются; к ним посылают
объяснить, чтобы не рассчитывали на слухи о мире, так как на этот счет ничего нет верного; напротив, после недавних набегов мир, скорее, не состоится; но те говорят, что все это придумывают для того только, чтобы их скорее созвать.
Насчет мира верного ничего нет, но я подозреваю, что есть что-то такое, о чем знают только король с канцлером; последний про все громко говорит, не отрицая надежды на мир; мы ожидаем Держка, который привезет что-нибудь верное; а хотя бы он при­ехал с известием о мире, все-таки нам придется с войском отпра­виться занимать Ливонию, иначе мы не могли бы требовать мно­гого; хорошо, если бы позволили замять вопрос о Нарве, так как нам это уже надоело.