тану к третьему брату, а устно через Косса отдаются под покровительство короля, прося, чтобы или силою поставил их на царство, или дал бы им средства ехать в Турцию, обещая до смерти верность и повиновение со всеми татарами. Они готовы подтвердить это самыми страшными клятвами. К татарам ехать не смеют, ибо хан хочет их умертвить: он уже посылал мурз к казакам, предлагая за них 70000 червонных злотов и 400 атласных кафтанов. Мурзы имели поручение, как только казаки выдадут царевичей, тотчас казнить последних. Король отдал приказание черкасскому старосте держать их под крепкой стражей, чтобы не убежали до нового приказания; велел обращаться с ними хорошо и не притеснять их. Итак, неизвестно, что будет с ними. Король мог бы по этому случаю войти с татарами в какие-либо переговоры, которые могли бы быть полезны для нас.
Когда это происходило у татар, везли от нас в Крым обычные подарки, но вследствие беспорядков воротились назад. Косе говорит, что слышал, будто перекопский царь, взяв от московского князя большие подарки, поклялся не помогать польскому королю в войне против него и не опустошать его землю; а что же хорошего, что он берет с обеих сторон? Король делал смотр отряду слуц-кой княжны в 400 человек. Лошади хорошие, вероятно, она щедро платит. Есть гусары, а также и казаки. Несколько сот белгородских татар приехали к нам на службу. Они должны находиться в авангарде, а ведет их Гарабурда.
20 июля
Пан Бонар представлял свою роту в превосходном виде: мы такой не видывали; лошади хорошие, отличные и проч.
Пан Накельский также привел свой отряд, а пан Раздрашев-ский от пана подкомория Познанскаго: и эти также хороши, лошади не изнурены. Король принял их с благодарностью.
Велено писать письма к старшим знатнейшим сенаторам и отправить их в Польшу через коморных.
Поссевин также простился с королем. Он отправляется отсюда прямо в Оршу. На письмо московского князя король велел отвечать пану канцлеру.
21 июля
Мы двинулись в поход от Полоцка к Заволочью (в 26 милях). Вся дорога пролегает через леса; король должен делать в день по 8 миль, а канцлер по 4. Тяжело проходить через этот бор, нужно везти с собою провиант, так как нигде нет корма для лошадей.
Мы с канцлером проводили ночь в 4-х милях от Полоцка в лесу под сосной, а король впереди нас еще в 4 милях. Канцлер едет как гетман, перед ним несут торжественно хоругвь, при которой отряд в 200 коней: Ухровецкого 150, других русских 50; гетманские литавры и проч.
22 июля
Ночлег в 4 милях под сосной в том же лесу при реке Дриссе. Канцлер в хлопотах с письмом великого князя, да и писарям трудно справиться с ним: в письме целых двадцать листов и Бог знает, чего только там нет: удивительные аргументы и беспрестанные ругательства: он довольно едко приписывает королю клятвопрес-тупничество и басурманство. Король имел в виду ответить коротко, указав только на его преступления: он хочет послать ему две книги, писанные о нем иностранцами, — Гванини87, итальянцем, и Крауцием88, желая показать, что весь свет знает об его пороках; наконец решил так: отписать ему на все кратко, предпочитая расправиться с ним на деле; «а что ты пишешь про меня, будто я жаден проливать христианскую кровь, то, не обманывая людей, как моих, так и своих, выезжай на условленное место, и там один на один расправимся друг с другом; если ты этого не сделаешь, то твоя трусость еще больше выкажется пред светом». Канцлер хо-
чет отписать князю на все по пунктам и опровергнуть все его аргументы, но не знаю, сумеет ли он это сделать, так как грамота не ясна; канцлер сердится на то, что злодей почти во всем увертывается. Не знаю, отчего теперь московский князь так возгордился: он, вероятно, надеется на татар или хочет двинуться на Вильну, пока мы будем гостить у него. Но пан Трокский стоит настороже у Могилева.
23 июля
Ночлег под сосной в том же лесу в 4 милях. Когда мы сегодня снимались с ночлега, привели к канцлеру двух русских боярских детей, которые ушли из Москвы и передались нам; канцлер взял их к себе; они сообщают, что, по всей вероятности, князь будет собирать войска у Пскова и Новгорода; в этих двух городах, как говорят, две партии: одна на стороне великого князя, другая — за короля. Не знаю, правда ли это. Канцлер послал Тилиц-кого в Краков к Меховскому пробощу с номинацией на Прже-мысльское епископство, и вот наш Меховский будет епископом; сомневаюсь, чтобы дело обошлось без зависти со стороны других и проч.
Ваша Милость, конечно, изволите знать, что Краковское воеводство дали воеводе Вельскому, с тем только условием, что он займет место в Кракове, когда воеводство Вельского перейдет к старому Жолкевскому.
Коморник сейчас отправляется в дорогу с письмами к сенаторам, и я также кончаю письмо.
Писано в лесу под сосной между Полоцком и Заволочь-ем, хIг мили от Нищарды*\ где прежде был московский замок, сожженный полгода тому назад нашими казаками 23 июля 1581 года.
От одного придворного друга к тому же
Продолжая, по приказанию Вашей Милости, описывать все, что будет происходить у нас с сегодняшнего числа, на нынешний день не могу ничего сообщить, ибо мы углубились теперь в эти темные леса, как в какой-либо ад; мы едем только с паном канцлером, а король не с нами; чтобы скоротать эту скучную дорогу, он едет впереди нас к Заволочью, делая по 8 миль в день. Вот уже пятый день, как мы стараемся выйти из лесов; но еще и завтра целый день должны ехать лесами; хотя мы надеемся, что скоро покажется Заволочье, но и там придется терпеть другую беду; нам покажется небо, но зато там нет ни травы, ни овса для наших лошадей. Не будь так близко это Заволочье, наше существование было бы невозможно при таких трудах и лишениях. Только король сам едет в повозке, а несколько придворных с обозным; на ночь ставят для короля палатку, без скамеек и столов; в полдень король кушает в крестьянской избе; сиденье для него устраивают, вбивши в землю несколько кольев и положивши поперек их другие; таким же образом делают и стол (ковров и не спрашивай); когда же королю захочется с дороги заснуть после обеда или отдохнуть, то насекут березовых ветвей с хворостом вместо тюфяка, раскладывают это на земле; он ложится спать и отдыхает, как в самой изящной спальне. Московский князь хорошо загородился от нас этими лесами, но мы их ему порядочно расчистим. Дай Бог, чтобы все эти старания увенчались успехом и чтобы поскорее состоялся мир, но Бог знает, как это будет. Мы хотим углубиться в Московскую землю, но времени мало, так как зима уже на носу, а если князь не отправит послов просить о мире — он же грозит, что не сделает этого даже в продолжении 50 лет, — то не знаю, как придется нам поступить: возвратиться ли, заехавши так далеко, или же зимовать. А что из двух полезнее? В случае сейма Ваша Милость, вероятно, приедете; но если дело пойдет о том, чтобы продолжать платить военный налог, сомневаюсь, чтобы Вы позволили привезти себя. Денег в этом году у нас мало, и
весьма медленно собирают их; жолнерам обещали произвести уплату в Заволочье, для чего и везут за нами 200 т. злотых, но что это значит для такого войска? Нужно бы вдвое столько заплатить за прежнюю службу. Если жолнеры потребуют жалованья, время будет уходить, а мы боимся утомиться в такую пору, когда и погода придет на помощь неприятелю. Я не знаю, что за тайна, что князь так нахально и едко писал этот раз королю? Он на что-то надеется. Около Смоленска у него немало людей, и он хочет вторгнуться в наши пределы, лишь только мы вступим в его владения. У Могилева стоит пан Трокский с польскими ротами в 1000 лошадей и с литовским отрядом; всего войска у него вместе с пешими около 3000, и если бы он не делал наездов, а ограничился защитою наших сообщений, то оказал бы большую услугу, потому что князь, как заметно, очень озабочен тем, какой оборот примут там дела. Пан канцлер вот уже несколько дней как занят составлением ответа московскому князю. Господи, как он его отделывает! Каждое его положение, каждую мысль a contrario pervertit; будет от чего краснеть князю! Письмо будет по-латыни, и мы пошлем его в Рим, чтобы сделать известным всему свету, ибо, как слышно, князь свои грамоты и наши ответы на них рассылает по Германии.
Сегодня мы ночуем в том же лесу над озером, проехавши 5 миль, на том самом месте, где за год перед этим жолнеры канцлера на походе от Заволочья натерпелись много беды, будучи принуждены идти по отвратительным дорогам, при страшной распутице; сам канцлер, бросив войско и все, что ему мешало, уехал в Полоцк. О Боже, вот раздавались тогда проклятия! Дай только Бог, чтобы все это забылось.
25 июля
Мы провели ночь в том же лесу под сосной, в трех милях, над озером, из которого вытекает река Дрисса. Там ждали нас пушки, ядра, ружья и другие снаряды, которые еще в Диене, за две неде-
ли перед этим, нагружены на плоты и пригнаны на озеро; все это сложили на берег, так как Дрисса не течет далее в ту сторону, в которую нам нужно идти; вместе с этим пришло сегодня из Заво-лочья 300 королевских лошадей, совершенно свежих, а также должны прибыть и несколько сот подвод из Заволоцкой волости, Все снаряды завтра отправят к Заволочью.
26 июля
Мы приехали под Заволочье с паном канцлером, а король еще в понедельник перед нами: он торопился выбраться из этого леса.
*******